Рождественский пёс - Страница 2

Во время украшения рождественской елки у Эрни начались схватки. Рудль, как это часто случается с мужчинами, готовящимися стать отцами, застрял в пробке на своем «форде-фиесте». Он застрял бы и без пробки, поскольку ездил на летней резине. Но Эрни не растерялась. Доктор Зокоп с четвертого этажа и акушерка Алиса с первого организовали ей такие домашние рождественские роды, что даже самые матерые бульварные журналисты не рискнули бы описать их в своих опусах по причине особой клишированности обстановки. Когда Рудль вернулся домой, Катрин лежала, так сказать, под елкой, якобы даже украшенная золотым и серебряным дождем, но это уже поэтический вымысел ее бабушки и дедушки. Во всяком случае, позолоченный браслет, подарок Рудля для Эрни (1300 шиллингов после ожесточенного торга), в тот вечер заметно побледнел на фоне этого события. А до рождественского карпа очередь так и не дошла. Зато никто из гостей не подавился рыбной костью.

Понятно, что ребенок, появившийся на свет при таких обстоятельствах, во-первых, обречен на отсутствие братьев и сестер (тут даже ребенок, специально приуроченный к Пасхе, не выдержал бы конкуренции), а во-вторых, неминуемо должен навсегда остаться объектом неутолимых родительских желаний. Любящие Шульмайстер-Хофмайстеры ждали от Катрин длинных черных волос, больших зеленых глаз, красивых белых зубов, ангельского поведения в детском саду, сплошных пятерок в школе и не ждали пубертации — никаких прыщей, никаких постеров с Томом Крузом, никаких закулисных страстей во время концертов «AC/DC» и никаких частных курсов игры на бонго у «Джима с Ямайки», который знал, что главное в жизни, а именно — свобода. Более того: никаких поцелуев взасос до четырнадцати лет, никаких дискуссий о безопасном сексе до шестнадцати и никаких беременностей до восемнадцати. А вместо этого: экзамен на аттестат зрелости, по возможности с отличием, по возможности одной левой. Потом учеба, по возможности в медицинском институте. Однако тут Катрин в первый раз проявила упрямство и пошла изучать машиностроение. Но это была просто шутка, и после трех месяцев удивления и шока — родительского и своего собственного — она бросила машиностроение и устроилась на работу медико-техническим ассистентом в офтальмологическую клинику. Родители были счастливы и реабилитированы в глазах знакомых и родственников. Глаза все-таки тоже как-никак относятся к медицине.

Теперь им нужно было от нее практически только одно: зять, мужчина на всю жизнь, элегантный, умный, из хорошей семьи, с хорошим достатком, с хорошим вкусом и хорошими манерами, настоящий джентльмен («Фрау Шульмайстер-Хофмайстер — вы позволите мне называть вас мамой? — у вас лучший кофе на свете»). И с точки зрения Шульмайстер-Хофмайстеров, это была трагедия: такого мужчины не было. Он до сих пор так и не переступил их порог, не вошел в их жизнь и даже не замаячил на горизонте. Через какие-то считаные дни Катрин исполнится тридцать — и… Нет, об этом нельзя даже подумать, не говоря уже о том, чтобы произнести это вслух. Нельзя даже просто выразить на лице свою озабоченность этим фактом в разговоре с «Золотцем». Можно только — в виде исключения беззвучно — написать об этом в нашей книге: Катрин приближалась к своему тридцатилетию и до сих пор не имела мужа!!! А значит, не имела ни ребенка, ни семьи, ни домика с садиком, ни своих собственных грядок с овощами, ни зеленого лука — ничего!

Итак, за окном не было снега. Перед окном сидела Катрин и бесцельно прочесывала Интернет. В какой-то момент она щелкнула мышью на слове «Рождество», потому что как раз подумала о нем, вернее — о том, что не хочет о нем думать. В ту же секунду на нее ринулись, отталкивая друг друга, десятки бюро путешествий со своими горящими турами на самые отдаленные от Рождества побережья планеты, посыпалась мишура рождественских базаров, разгорелась битва производителей рождественских яслей — натуральное дерево против ДСП, соломенная кровля хлева против пластмассовой, перламутровые пастухи против керамических; гастрономы выстроили целые дивизии жирных гусей и молили покупателей о заблаговременном оформлении заказов. И тут вдруг, откуда ни возьмись, на тебе! Чего он хочет, этот тип? Пристроить на несколько дней собаку? У Катрин родилась идея.

Третье декабря

Макс любил понедельники. Они начинались прямо с раннего утра. Они сразу переходили к делу. Они ставили серьезные задачи, апеллируя к самолюбию. Они давали Максу чувство причастности. Понедельников без Макса не бывало. Воскресенья, похоже, прекрасно могли без него обойтись. А понедельники были ему рады. И эта радость была взаимной.

В тот день разъезды Макса по городу были отмечены живительной целесообразностью, то есть продиктованы долгом службы. Это был удачный день, когда вполне могло даже выглянуть солнце, если бы между ним и землей не застряла толстая завеса тумана, который, согласно прогнозу, должен был «рассеяться постепенно». Иными словами, не раньше полуночи. Макс курсировал между тремя конторами, которые ему не принадлежали и которые его, в общем-то, особенно и не ждали, но терпели, поскольку в них он должен был осуществлять свою профессиональную деятельность, чтобы как-то зарабатывать деньги, — все три конторы признавали за ним это право. Макс был журналистом широкого профиля. Он готовил для еженедельного журнала «Остров загадок» свой внушающий ужас рядовым читателям «Уголок любителей кроссвордов от Макса», при решении которых девяносто процентов читателей сдавались после трех отгаданных слов. Его специализацией были придуманные им самим аббревиатуры. Например: «Ксенофонистка из шести букв». Правильный ответ: «Кснфст».