Аурелиус писал:
...Если тебе одиноко, ты знаешь, как меня найти. С любовью и верностью.
Чего у него не было, так это способности сказать нужные слова в нужный момент.
Четвертый ответ пришел от Макса. Катрин как раз только что протиснула в глотку последний кусок сухаря и запила его горячим кофе, который принялся щипать слизистую оболочку ее желудка, как джазмен свой контрабас. Макс писал:
...Доброе утро. Грушевый пирог готов. Можете приходить на завтрак. Курт будет рад. Привет.
«Завтрак — это идея», — подумала она и набрала номер его телефона. Никто не отвечал. Может, он как раз выгуливал Курта. Или стоял под душем. Или занимался своими голыми девицами. Через десять минут она попробовала еще раз, и он сразу же снял трубку:
— Макс.
— Привет. Это Катрин. Если предложение еще в силе — я имею в виду грушевый пирог, — я бы забежала перед работой. Если, конечно, не помешаю. Но только если я действительно не помешаю.
Макс уверил ее, что она не помешает.
Она провела у него почти час. Говорили главным образом о грушевом пироге. Пирог оказался удивительно вкусным.
— И вкуса груш вообще не чувствуется. Это же надо так суметь! — похвалила Катрин.
— А груши вообще не имеют никакого вкуса, — заявил Макс.
Именно поэтому он и использовал их для своего пирога. По его мнению, фруктовый пирог должен иметь вкус пирога, а не фруктов. Кто хочет есть фрукты, пусть ест фрукты, для этого не нужно печь или покупать пирог. Такова была его точка зрения на эту проблему.
Катрин кивала, отчасти в знак согласия, отчасти из вежливости. Но потом заметила:
— Значит, ты вполне мог бы обойтись и без груш?
(Она сказала «ты»?)
— В общем-то, ты права, — ответил Макс. (Так они плавно перешли на «ты».) — Но как бы я тогда назвал пирог? Если сказать просто: «Я испек пирог», тебя обязательно спросят: «Какой?» «Ах, просто пирог…» — да у меня самого пропало бы желание есть этот пирог.
Катрин кивала, отчасти в знак согласия, отчасти в знак сочувствия, отчасти из вежливости.
— А может, никто бы и не спросил, — продолжал Макс. — А просто подумали бы: «Ага. Пирог. Просто пирог. Никакой. Даже не шоколадный или какой-нибудь там еще, а просто пирог. Тоска!» Мои гости были бы разочарованы еще прежде, чем успели бы попробовать хоть кусочек. А может, они вообще не стали бы пробовать. Зачем же мне тогда печь пирог?
Если Катрин правильно его поняла, груши ему были нужны только для того, чтобы назвать пирог грушевым.
— А ты не пробовал использовать крыжовник? — спросила она. — Крыжовник тоже почти не имеет вкуса. У него даже еще меньше вкуса, чем у груш.
Макс всерьез заинтересовался этой идеей и посмотрел на Катрин широко раскрытыми глазами. «У него большие глаза, когда он внимательно смотрит на собеседника», — подумала Катрин.
— А «пирог из крыжовника», по-моему, звучит даже лучше, чем «грушевый пирог», — сказала она.
— Да, но крыжовник трудно достать, — возразил Макс. — Он же бывает только летом.
«И в самом деле, — подумала Катрин. — Какой интересный разговор!» Однако время визита истекло. Ей пора было на работу.
— У тебя есть друг? — спросил Макс.
Катрин подумала, что это наглость — задавать подобные вопросы, и ответила:
— А что?
— Я бы дал тебе кусок пирога для него.
— Он не ест пирогов, — сказала Катрин и на секунду задумалась, насколько открытым остался после этого вопрос о наличии у нее друга. Хорошо бы, чтобы он остался открытым как можно шире, решила она.
— Жаль, — ответил Макс.
«Жаль, что у меня, возможно, есть друг, или жаль, что он не ест пирогов?» — подумала Катрин.
— А у меня нет подруги, — неожиданно весело сообщил Макс.
Катрин вспомнила о голых девицах, и ей захотелось спросить: «Почему?» Но это было бы стилистической ошибкой. Поэтому она предпочла отделаться кратким «а…» и попыталась утешить его взглядом, который он мог бы расценить как нейтральное принятие к сведению. Макс повернулся к Курту и сказал:
— Такие вот дела, верно, Курт?
«Вот для таких вот фраз стоит иметь собаку», — подумала Катрин.
Курт ничего не ответил. Он лежал под своим креслом и спал.
— А что с ним? — спросила Катрин.
— Ничего, — ответил Макс. — К сожалению.
— Но ты ведь его любишь?
— Я? — переспросил Макс.
Похоже, его еще никто об этом не спрашивал.
Прощаясь, Макс задержал ее руку в своей ладони дольше, чем нужно. По ее ощущению. Но ее это ничуть не смутило и не огорчило. Макс показался ей небезынтересным. Она не знала его, он еще ничего не сообщил о себе (если не считать того, что у него нет подруги, но разве можно по одному этому факту составить себе представление о человеке?). Она была уверена, что он намеренно ничего не рассказывал о себе. И не потому, что не мог. Таким образом, первая партия в «ничего не говорить о себе» закончилась вничью. Это было справедливо.
— Ну, увидимся, — сказала Катрин.
— Был бы очень рад, — ответил Макс.
Катрин была рада уже сейчас. К тому же ей понравился Курт. Он стал ее любимой собакой. Он освободил ее от страха перед Рождеством.
Улицы были свежесмазаны моросящим дождем, но у Курта не оставалось выбора: он вынужден был сопровождать Макса в редакцию «Жизни на четырех лапах». Им пора было составлять еженедельную рубрику «Верные друзья». На этот раз Курт был нужен своему хозяину лично, поскольку Макс пока не имел ни малейшего представления о том, что он еще мог бы написать об этом неописуемом немецком дратхааре. Он целиком и полностью зависел от любого признака жизни Курта, то есть от любого из трех его ежедневных признаков жизни.